Возвращение Кул Шарифа. Открытие мечети ознаменовалось громом небесным
28 июня 2005 года
Минтимера Шаймиева не раз спрашивали, отчего главной мечети дано имя того, кто боролся против Москвы. Вчера ему снова пришлось отвечать на этот вопрос, и он повторил, что, во-первых, мечеть называлась так еще при жизни Кул Шарифа, а во-вторых, Кул Шариф боролся не "против", а "за": за независимость своего народа. Кстати, приятель Ивана Грозного князь Андрей Курбский писал его имя как "Кул Шериф", что может дать молодежи правильное представление о роли этого сеида в истории. Он действительно самый известный защитник Казани в 1552 году - настоящий, говоря языком голливудских вестернов, Cool sheriff, крутой шериф. Возле мечети своего имени он и принял свой последний бой в окружении своих верных шакирдов - смерть, достойная настоящего мужчины и настоящего шерифа.
Дальше все было, как положено: героя не воскресить, но дело его живо и мечеть его отстроена. И больше того: перед открытием мечети на возвышение выходит представительный мужчина при полном историческом костюме, следом выходят товарищи в зеленых халатах и белых чалмах, еще следом - отроки в белом, и вот он провозглашает:
- Мин - Кул Шариф!
Почетные гости растрогались и так, в растроганном виде, вышли на освободившийся помост и поприветствовали остальных гостей. Некоторые из почетных гостей были одеты не менее картинно, чем предшествовавшие им артисты, другие - в европейских костюмах и в тюбетейках. Министр регионального развития РФ Владимир Яковлев в тюбетейке смотрелся вполне органично. Церемонию открыл Шаймиев:
- Бисмиллах ир рахман ир рахим!
Во время его речи погода вела себя хоть и неприветливо, но пристойно. Но во время речи сменившего его у микрофона генсека Организации Исламская конференция г-на Ихсаноглу, который передал присутствующим "горячий привет от миллиарда шестисот миллионов мусульман, которые составляют нашу исламскую нацию", в атмосфере возникли какие-то звуковые помехи. Было похоже то ли на сильные неполадки звукопередающей аппаратуры, то ли на отдаленные раскаты грома. Становилось совсем холодно. Наконец, пошел и дождь. Простые гости стали все чаще отходить от помоста к притулившемуся возле дальней стены столику с чаем, кофе и с буфетными наценками.
Тут же стояли "скорая" и "буханка" спасателей МЧС. В "буханке" верещала рация. "Женщину с крыши сняли?" - доносится сквозь треск. В ответ - жуткий треск. Тот экипаж, которому диспетчер задает вопрос, не может пробиться сквозь этот треск.
- Да сняли, сняли! - не выдерживает "здешний" спасатель. Объясняет: "На Хади Такташа дом горел, и женщина на пятом этаже".
- В такую-то погоду - и пожар? - удивляюсь я.
- А, да там в любую погоду... - спасатель машет рукой и зевает. - После суточного дежурства я - никакой. А экипажей не хватает. Вот и сиди здесь. Благодаря тебе.
Он полуоборачивается к коллеге, сидящему сзади.
Тот соглашается:
- Ну да, благодаря мне. Я вчера пошел и взял дежурство на сегодня. А ты знаешь, какой выбор?
- Ну, знаю. Либо сегодня - здесь, либо завтра - на Сабантуе.
- Ну вот, я же и говорю. На Сабантуе нажрутся, и обязательно кто-нибудь откуда-нибудь свалится, кто-нибудь голову проломит...
- Да, а здесь - ничего. Публика вроде смирная... Смотри, голубей выпустили, вон летают.
- Ага... И куда они теперь полетят, не заблудятся?
- Да ты что!.. Не заблудятся, хоть в Питер долетят. У меня отец голубями занимается. Очень увлекается.
- А такой голубь сколько стоит?
- Они разные. Есть по штуке долларов, а есть и по сто рублей.
- Ну уж, штуку долларов - за голубя...
- Ну и что! Любителю, ему не жалко. Вон у тебя - охота, ты ружье хочешь, а у него...
- Не ружье! Карабин.
- Ну ладно... О, наш пошел, министр!
В окошко видно удаляющегося шефа МЧС Валерия Власова. Он без тюбетейки. Может, уже успел снять.
Я вылезаю из теплой "буханки". Уже закончились речи, звучит азан - пятничная проповедь. Дождь то утихает, то снова... Почетные гости уже в мечети. Милые бабушки в нарядных белых платочках-хиджабах терпеливо ждут, с интересом оглядывая площадь.
Вот деликатно пробирается итальянский журналист. Он в тюбетейке, самой простой - видно, купил наспех, думая, что без такого головного убора его не пропустят. Бабушки оживляются, заговаривают с ним, мягко придерживая за твидовый рукав. Итальянец застенчиво прикасается пальцем к губам - мол, и рад бы поговорить, да языка не знаю! - и в виде компенсации щелкает их Kodak`ом. Бабушки держатся с достоинством, у многих из них и свои Kodak`и на запястье висят...
Поодаль стоит семья. Сдержанный мужчина в тюбетейке, сильно беременная жена прильнула к нему, укрыв плечи от дождя молитвенным ковриком, а дочка лет девяти обнимает их обоих, положив голову на огромный мамин живот. Уже можно попробовать пробиться внутрь мечети - некоторым удалось, пока двери за почетными гостями еще не закрыли, но они не пробуют. Наверное, им и здесь, под дождем, всего хватает - и друг друга, и Бога. Молчат, слова не нужны.
Марина ЮДКЕВИЧ, "Вечерняя Казань"